Мы сидим в кафе. Рядом с нами еще один "айдаровец" Славик. Оба воевали в "Айдаре". Один скоро опять вернется на фронт, второй решил уйти, потому что больше не может выносить того, что рассказывает мне сейчас. Оба собеседника — интеллигенты. Один — философ, у второго — несколько высших образований.
.............
Один раз я сам слышал, как одну из пленных насиловали.
Я слышал и о других случаях изнасилований, ближе к фронту, которые преподносили, как геройство и забавное приключение.
Так вот. На первом этаже было зарешеченное и заклеенное фольгой окно. Там сидели пленные женщины. Туда зашел один из "афганцев". Я слышал, как она говорила: "Не надо, нельзя!". А потом приглушенные, сдавленные стоны.
Наверно, это происходило как-то жестко — потому что, когда ее в следующие дни выводили в уборную, она прихрамывала. Ей было тяжело идти.
Потом я заинтересовался, что это за женщина. "А, это сепаратистская снайперша". — "А по чем известно? Ее взяли с оружием?" — "Нет, у нее нашли балаклаву". Какая-то тетка на основании того, что у нее была балаклава, попала в плен, где ее насилуют.
Я не знал, как себя вести в этой ситуации. Как выстраивать отношения дальше. Потому что этот "афганец" был одним из немногих людей, которых я до этого считал нормальными.
................
Я заинтересован, чтобы… чтобы мы не молчали о наиболее вопиющих случаях, но и не старались очернить батальон.
Это очень сложно. Раньше, когда я был просто активистом, думал так, как ты или Леня. Правду любой ценой. Когда я попал на войну, то понял — реальность сложнее. Простых ответов, если ты хочешь выжить, — нет. Врать не нужно ни в коем случае. Нужно дозировать информацию. И наиболее оперативно улучшать ситуацию на местах. Чтобы эксцессы не повторялись в будущем.
......
У нас техника — большей частью со складов Минобороны. Техники много, хватит еще на несколько воен. Есть и гражданские машины — что-то отжимается у сепаратистов, и это считается большой удачей. В бою, не у местных жителей. В бою сепаратисты оставили свою машину — очевидно, что это наш трофей, который мы можем использовать, как считаем нужным. Не будем же мы ее отдавать, правильно?
А насчет пленных? Так мы ведь… нет, это уже слишком, удали это. Короче, мы пленных не берем.
...У меня несколько высших образований. Я много анализирую.
Как и любое сложное общественное явление, батальон „Айдар“ очень разнообразен в своих проявлениях. С одной стороны, он по праву считается героическим батальоном, который сделал очень много хорошего. Положил многих, но и внес серьезную лепту в оборону Украины. У „Айдара“ было очень много боев, очень много побед.
"Айдар" — это официально зарегистрированный батальон в составе Вооруженных сил. Все формально идут в "Айдар", чтобы не быть незаконным вооруженным формированием. В зоне АТО — а по факту в зоне отчуждения — ты можешь заниматься тем, что считаешь нужным, и не быть за это наказанным. Для кого-то нужное — это справедливость, оборона страны, оборона революции. А для кого-то — мародерство.
Я раньше тоже был, как ты: нужна только правда. Но сейчас война, когда и так работает мощная машина путинской пропаганды, которая опирается на абсолютную ложь, мы… не должны врать, но должны не выдвигать на передний план некоторые наши проблемы.
Да, я читал Оруэлла. И "Память Каталонии" в том числе. Но я — личный участник процесса. Все сложно.
Я считаю, что есть иерархия зла. Сегодня интервенция путинского протофашистского государства после того, как в Украине совершилась демократическая революция, — это большее зло, чем разбой и эксцессы на местах. Я стараюсь быть историчным.
...
Journal information