Году, примерно, в 2014-м, когда на Донбассе шла гражданская война, ко мне обратились от имени одной европейской благотворительной организации. Я тогда вела блог в ЖЖ.
Мне написали примерно следующее: Юля, ты живешь на Донбассе. Не знаешь ли ты ребенка какого-нибудь, покалеченного войной? Чтобы не просто царапина, а серьезные повреждения? Мы хотим взять его сюда, к нам, и вылечить.
Я ответила, что живу в относительно спокойном районе, и у нас пострадавших нет. Но они не унимались. А может, есть? А может, ты просто не знаешь? А может, ты поищешь? Представь, какое это будет доброе дело.
Но я с подозрением отношусь к добрым делам, в котором благодетель заинтересован больше пострадавшего. Тем более, пострадавшего-то и не было. Но у меня сложилось впечатление, что его нужно достать из-под земли. Что вот нужен он им позарез - ребеночек маленький, беззащитный. Не знаю, что именно мне было подозрительно в той ситуации, но если бы у меня на примете действительно был бы такой ребеночек, я бы, наверное, это скрыла.
Почему обращались ко мне, частному лицу? Почему не обратиться было в любую больницу г. Донецка или других городов, где велись военные действия? Почему писали в личку, а не открыто в блог и, наконец, почему бы тем благотворителям не написать было открытое объявление в своем блоге, что ищем, мол, ребенка для благих целей и т.д.?
Я читаю прекраснодушные комментарии под своими статьями о том, как хорошо творить добро брошенным детям. Думаю, пишут их люди, которые в своей жизни палец о палец для чужого ребенка не ударили. Все благотворительные манипуляции с детьми мне очень подозрительны. Особенно, когда из-за границы вот так тайно выспрашивают. И очень хотят потратить на чужого, никому не известного малыша огромные суммы. Вы верите, что кому-то в этом мире нужны чужие дети?"
Journal information